ещё
свернуть
Все статьи номера
11
Ноябрь 2020года
Приложение
Банкротство на раз, два, три

Стоит ли ожидать развития реабилитационных процедур в банкротстве

Даниил Савченко,
управляющий партнер юридической фирмы «Арбитраж.ру», исполнительный директор Банкротного клуба
 

У пересмотра концепции регулирования реабилитационных процедур в России нелегкая судьба. Первые попытки обсудить возможность изменения действующих положений закона были предприняты еще в 2009 году, после кризиса 2008 года, при участии Высшего арбитражного суда РФ.

Увы, они так и не вылились в публичную плоскость, и вплоть до середины 2010-х дискуссия вокруг реформы восстановительных процедур носила закрытый и вялотекущий характер — до того момента, пока в 2016 году Министерство экономического развития не выступило с соответствующей законодательной инициативой.

Но 7 июля 2020 года, после четырех лет обсуждения, Госдума отклонила резонансный законопроект №  239932–7 «О внесении изменений в Федеральный закон „О несостоятельности (банкротстве)“ и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части процедуры реструктуризации долгов в делах о банкротстве юридических лиц». К тому времени нижняя палата парламента уже приняла законопроект в первом чтении. Однако для отклонения предлагаемых изменений были довольно веские причины.

В первом чтении проект закона был беззубым, он не содержал даже долгожданных положений о cram-down (принудительном навязывании судом плана реорганизации в отношении возражений некоторых классов кредиторов). Ко второму же чтению этот документ стал камнем преткновения для различных заинтересованных лиц — участников профессионального сообщества.

Реформа саморегулирования, пересмотр норм о вознаграждении арбитражного управляющего, ретроактивный залог в пользу налогового органа — эти и другие положения, включенные оптом в обсуждаемый Думой проект, не могли не вызвать достаточно острой дискуссии среди самого широкого круга представителей юридической среды, имеющих отношение к банкротству.

В целом неудивительно, что на фоне пандемии, вызвавшей к жизни менее спорные законодательные инициативы, робкая попытка сделать торговую реабилитацию в банкротстве работающим инструментом благополучно провалилась.

При этом оговорка о именно торговой реабилитации не случайна, так как положения Закона о банкротстве в части потребительской несостоятельности представляются довольно прогрессивными. Они как минимум содержат cram-down (см. п. 4 ст. 213.17 Закона о банкротстве).

Не вдаваясь в оценку эффективности предложений авторов законопроекта, к примеру не затрагивая отсутствие в нем норм о том же cram-down, хотелось бы обсудить общую целесообразность реформы восстановительных процедур. И поэтому для начала немного цифр.

В соответствии с отчетом о работе арбитражных судов субъектов Российской Федерации по рассмотрению дел о банкротстве за 12 месяцев 2019 года1 за год арбитражными судами были введены 21 процедура финансового оздоровления и 186 процедур внешнего управления. Остаток же дел на начало года составлял 32 процедуры финансового оздоровления и 398 процедур внешнего управления.

968 дел о банкротстве в отношении юридических лиц прекращено в связи с заключением мирового соглашения при общем количестве возбужденных дел в отношении юридических лиц равном 35 502 и при остатке дел на начало периода — 44 920. К слову, всего 843 процедуры банкротства юридических лиц за указанный период было прекращено в связи с удовлетворением требований всех кредиторов должника.

Таким образом, вне зависимости от методики подсчета, обусловленной разными подходами к оценке данных судебной статистики, количество реабилитационных процедур в отношении юридических лиц в России по состоянию на конец 2019 года составляет не более 1,5 процента от общего числа предпринимательских банкротств за тот же период.

Если обратиться к данным ЕФРСБ2, то в 2019 году арбитражные суды ввели 209 процедур внешнего управления и 19 процедур финансового оздоровления.

Для сравнения: в США за период с 30 сентября 2018 года по 30 сентября 2020 года в банкротные суды поступило 22 910 дел, относимых к категории Business bankruptcy cases, при этом по гл. 11 US Bankruptcy Code, регулирующей реабилитационную процедуру, за указанный период в той же категории подано 6096 заявлений3, что составляет более 26 процентов от всех поданных дел о предпринимательском банкротстве.

Примечательно, что при большем, чем в США, примерно в два раза количестве предпринимательских банкротств количество применяемых в нашей стране реабилитационных процедур меньше, чем в тех же США, в 17 раз. Довольно красноречивый факт, не правда ли?

Справедливости ради стоит отметить: не во всех развитых правопорядках судебные восстановительные процедуры работают эффективно. Так, например, в Германии начиная с 2003 года ни одного плана урегулирования долгов в рамках предпринимательского банкротства принято не было, и это при общем весьма значительном количестве возбужденных дел в отношении юридических лиц — 13 609 только в 2019 году. А с 1999 по 2002 год включительно случаев утверждения плана урегулирования долгов насчитывалось всего 155.

Что же мешает российской реабилитации? Во многом, по нашему мнению, это связано с действующей прокредиторской моделью банкротства. Для должников отсутствуют очевидные стимулы, чтобы непосредственно обращаться за несостоятельностью в ситуации, когда финансовое положение компании еще не совсем безнадежно.

При этом немаловажны и последствия введения процедуры, которые сопоставимы с полной утратой контроля над бизнесом и невозможностью выхода из банкротства «обратно» иначе как по воле кредиторов. Не способствует использованию восстановительных процедур и откровенно негативная коннотация банкротства, сложившаяся в отечественной деловой среде.

Неудивительно, что при указанных обстоятельствах предприниматели в большинстве случаев предпочитают воздерживаться от использования инструментов реабилитации.

Что могло бы помочь нашему правопорядку?

Во-первых, унификация реабилитационных процедур по модели банкротства граждан. К слову, подготовленный Министерством экономического развития законопроект, предлагая процедуру реструктуризации, не исключал возможности введения в отношении должника процедур финансового оздоровления и внешнего управления, что вызывало вполне обоснованную критику.

Во-вторых, включение в закон доказавших свою эффективность в развитых правопорядках положений, таких как, например, возможность навязывания плана реструктуризации кредиторам в случае их несогласия.

В-третьих, сохранение в реабилитации распорядительной власти за должником, презюмируя при этом добросовестность последнего.

В-четвертых, отказ от концепции «единого входа», выраженной в необходимости введения в отношении должника процедуры наблюдения, продемонстрировавшей нецелесообразность своего существования. Немаловажным в текущих условиях является и отсутствие единых механизмов внесудебной реабилитации в нашем банкротном праве.

«Попытка сделать торговую реабилитацию рабочим инструментом благополучно провалилась»

За рамками регулирования также оказываются случаи, когда удовлетворение требований кредиторов происходит незадолго до или уже при возбужденной процедуре банкротства, но вне ее поля, к примеру посредством выкупа задолженности бенефициарами должника, что в условиях текущего регулирования выгоднее для них, чем открытое финансирование должника, особенно в контексте рисков субординации собственных требований.

Вместе с тем нельзя не сказать, что законодатель вне контекста общего регулирования сделал существенный шаг в направлении развития восстановительных процедур.

Так, Федеральным законом от 01.04.2020 №  98-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации по вопросам предупреждения и ликвидации чрезвычайных ситуаций» фактически предусмотрена процедура внесудебной реабилитации для отдельных категорий должников. Ее установили в виде моратория на банкротства. С учетом нынешних событий мораторий продлили до 7 января 2021 года.

Кроме того, законодательство содержит положения, существенно упрощающие банкротную реабилитацию для подмораторных компаний. В частности, подп. 5 п. 4 ст. 9.1 Закона о банкротстве предоставляет возможность должнику договориться с кредитором об условиях мирового соглашения еще до возбуждения банкротного дела.

А благодаря Федеральному закону от 08.06.2020 №  166-ФЗ «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях принятия неотложных мер, направленных на обеспечение устойчивого развития экономики и предотвращение последствий распространения новой коронавирусной инфекции» подмораторным компаниям стал доступен и пресловутый cram-down в виде особой процедуры предоставления судебной рассрочки.

К сожалению, какая-либо статистика, позволяющая адекватно оценить предпринятые меры, пока недоступна, так как, с одной стороны, мораторий распространяется на достаточно широкий круг лиц, а с другой — с момента вступления в силу норм ст. 9.1 Закона о банкротстве прошло еще совсем немного времени.

Сейчас сложно предположить, насколько вероятным будет совершение российским законодателем системных шагов, направленных на преодоление неэффективных реабилитационных механизмов. Конечно, традиционное для нашей экономики состояние латентного кризиса требует действенной реакции, но с учетом того, что ситуативные решения уже были приняты, маловероятно ожидать какого-то прогресса в ближайшее время. Остается надеяться, что опыт антикризисных мер признают положительным, благодаря чему удастся распространить указанные инструменты на процедуру банкротства в целом.