Худой мир лучше доброй ссоры?!

Юлий Тай, к. ю. н., профессор НИУ ВШЭ, управляющий партнер адвокатского бюро «Бартолиус»

На заре своей банкротной молодости я полагал, что законодательство и практика несостоятельности должны быть нацелены на санацию, оздоровление, мировые соглашения. Но то были романтические банкротные грезы, и первое столкновение с суровой правдой жизни привело к их полной аннигиляции. Оказалось, что оздоровить полуживое, а чаще мертвое общество крайне трудно, а иногда просто невозможно. И основная причина достаточно объективна.

Последние два десятка лет я слежу за судебной практикой и статистикой (ибо она критерий истины), и цифры эти представляют собой «жалкое зрелище, душераздирающее зрелище, просто кошмар». На 50–60 тыс. конкурсов приходится 100–300 мировых соглашений — статистическая погрешность.

Для нас важно понимать, почему мировых соглашений так мало и как к ним относятся арбитражные суды.

Теперь плавно перейдем к теории игр¹, а точнее, к «дилемме заключенного», которая доказывает, что в стратегических противостояниях оппонентов всегда должна присутствовать рациональность, разумность, По мнению экономистов, и в частности Роберта Аксельрода, это требует оптимального поведения и расчета в проложении демаркационной линии между жадностью и страхом лишиться всего.

Самая плодотворная стратегия включает здоровый эгоизм, расчетливость и воздаяние за оппортунизм и даже попытку измены. При этом исследователи в реальной жизни наблюдают ограниченную рациональность и даже иррациональность игроков.

Но для мирового соглашения есть еще одна чисто математическая проблема — огромное количество заинтересованных акторов (кредиторов) с собственными интересами, стратегией и тактикой, способностью к предательству. Конечно, значимое воздействие на голосование может оказывать далеко не каждый из них, но на практике, если высоко количество кредиторов и их качество (то есть кредиторы независимые и их требования возникли не «из миража, из ничего, из сумасбродства моего», а из реальных правоотношений), то порой любой размер задолженности может быть решающим. Необходимо отметить тенденцию последних лет: планомерное высаживание из банкротной «лодки» «зайцев», которые подвергаются безжалостной субординации.

Также нельзя не сказать о вихре субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц, который, как и всякий природный катаклизм, не только безжалостен, но еще и не сильно разборчив, унося с собой в страну Оз не только банкротных Гудвинов, но и ни в чем неповинных девочек Элли с Тотошками. Однако сам риск этого банкротного смерча позволяет надеяться на то, что многие злоупотреблянты, опасаясь ответственности, тоже поучаствуют в мировом соглашении.

Частая в наших широтах проблема — отсутствие меры почти во всем. Авиценна утверждал, что яд от лекарства отличает только доза. Но где эта самая идеальная пропорция? Для любого соглашения необходимы хладнокровие и рациональность. А в банкротстве выработать устраивающий всех вариант — задача, прямо скажем, нетривиальная. Давайте крупными мазками опишем все тревоги участников.

Начнем с кредиторов — уполномоченных государственных органов. У них объем усмотрения и гибкости крайне невелик, и они не могут согласиться на любую отсрочку или рассрочку.

Простые смертные кредиторы хотя и более гибки, не имеют четко установленных ограничений в объеме «милости к падшим» и готовности к прощению, но, как правило, боятся проявить излишнюю доброту («как бы эта доброта не наделала вреда»), а порой и не располагают такой возможностью («сами на ладан дышим»).

Конкурсные кредиторы заведомо видят в идее мирового соглашения подвох («кидок»). Отметим попутно, что это некомплиментарное предположение нередко является оправданным.

Теперь посмотрим на данную ситуацию глазами конкурсного управляющего. Ему мировое соглашение тоже не особенно выгодно. Во-первых, правило «солдат спит, служба идет» никто не отменял, а во-вторых, размер его процентов от полученного кредиторами в конкурсе обычно выше, чем при мировом соглашении.

Ну и наконец, сам должник, а вернее, стоящие за ним КДЛы. Им не очень хочется и можется удовлетворить ожидания и требования кредиторов, особенно с учетом того, что последние зачастую исповедуют принцип: «Предлагает мировое соглашение, значит, надо еще усилить давление и увеличить запросы».

Я сам много раз был свидетелем таких ситуаций, когда мои доверители-кредиторы ожидали получить максимум 10 процентов, но, как только им предлагали эти 10, а порой и 15 процентов, сразу же увеличивали свои запросы и говорили: «Нет, нет, меньше чем на 30 процентов не согласимся». И на любые рациональные пояснения отвечали отказом: «Если предлагают 10, значит, у них есть как минимум 20, а то и больше». Увы, недоверие и жадность всегда побеждают.

Но это еще не все. Даже если удастся договориться, возникает следующий барьер — собрание конкурсных кредиторов, где действует принцип демократического централизма, то есть правит и определяет большинство.

В банкротстве размер реестра кредиторов — величина переменная, и есть большой соблазн перманентных игр между группами кредиторов в режиме bellum omnium contra omnes (война всех против всех) по Гоббсу, когда никто не уверен на 100 процентов в исходе голосования. Это, разумеется, создает прекрасную среду для интриг, обманов и прочих «тайн мадридского двора».

Однако, даже если этот этап позади, рано радоваться. Наступает «второй акт Марлезонского балета» — утверждение условий в суде. И далеко не каждое мировое соглашение выдерживает проверку на прочность.

В качестве заключения можно сказать, что математика, рациональность и теория игр, безусловно, могут помочь всем участникам процедуры банкротства достичь мира и взаимоприемлемого компромисса. Альтернативой является кипучая, но контрпродуктивная лава всепожирающей войны.

Как пел Виктор Цой: «Что тебе нужно? Выбирай!»